Зубков Борис & Муслин Евгений - Несущие Вечность
Борис Зубков, Евгений Муслин
Несущие вечность
Сейчас все, что рядом со мной, чисто и прозрачно - и моя собственная
рука, и шкафчик с термометрами, и стакан с горьковатым лекарством. Вся
больница пронизана чистотой и прозрачностью. Кстати, мои врачи не говорят
"больница", они любят слово "лечебница". Будто бы меня можно лечить и
вылечить! Увы, в свое время я слишком много копался в книгах, посвященных
мельчайшим и бездушным тварям, которые, ничего не зная о существовании
человека, так жестоко заставляют его страдать. Левенгук называл их
"анималькулями" - маленькими животными. О доблестные анималькули, вы и
сами погибаете мириадами и идете на дно Мирового океана. Там под тяжестью
ваших крошечных трупов прогибается земная кора, и океан выходит из
берегов. Ярость вашего размножения неистощима. Горе тому, кто становится
на пути этой ярости. Вы можете и его пригнуть к земле, как заставляете
прогибаться саму Землю...
До чего додумался - трупы, ярость, пригнуть к земле... Долой такие
мысли, долой! И при чем здесь океан? Я никогда не занимался ни
микробиологией, ни биогеохимией...
Опять эта боль... Она начинается в одной точке тела, расширяется,
захватывает все его уголки... Все темнеет вокруг.
Я мечтал подарить людям бессмертие всех вещей, которые их окружают... С
чего все началось? Забыл. Неужели и память моя заболела? Жаль. Кто-то
говорил: "Наше "я" - это синтез памяти". Если я не помню, значит, я не
существую...
Вспомнить бы самое начало. Начало... Наверное, там, в холодной
мастерской, во время войны. Я работал слесарем по ремонту оборудования на
текстильной фабрике. А кой тебе годик? Пятнадцатый миновал... Станки -
выходцы из прошлого века, калеки, издыхающие от хронического голода на
запчасти. Мы приносили в мастерскую обглоданные, искромсанные детали и в
сотый раз пытались вернуть обезображенным кускам металла утерянную форму.
Мы строгали их, колупали зубилами и плакали от суровой неподатливости
металла, от морозов - в мастерской минус пять, от скудной военной пищи -
столовая кормила овсяным отваром с пышным названием "суфле" и зелеными
котлетами из свекольной ботвы.
Быть может, именно тогда, когда с тупым отчаянием я взирал на
изношенные детали, а цеховой мастер, стоя за моей спиной, ждал чуда
обновления, тогда и зародилась где-то в крошечном уголке мозга Идея. Потом
много лет она дремала, свернувшись тугим пружинистым комочком.
Развернулась, когда я уже работал в проектном институте.
...Проектировщики в белых халатах. Окна в два человечьих роста. Где ты,
полутемная мастерская? Я тоже в белом халате, но мысленно роюсь в земле
городских улиц - проектирую кабельные трассы. Однажды в институт привезли
трубу. Удивительную, ржавую, чудесную, заскорузлую трубу. Она полгода
пролежала в земле, храня внутри себя высоковольтный кабель. А на днях
понадобилось вытащить его из трубы. Не тут-то было! Вытянули одни медные
жилы, оболочка кабеля осталась в трубе. Прилипла! Кусок злополучной трубы
привезли в институт. Собрался консилиум, не хуже, чем сейчас собирается
возле моей постели. Подошел и я. Внутри труба покрыта слизью. Мазнул
пальцем. Так просто, для солидности, будто что-то про себя соображаю.
Слизь оказалась вовсе не слизью, а твердым блестящим налетом. Меня это
сразу как-то поразило. Почти дурно сделалось. Как будто у меня в руках
громадная находка, только ускользает она, и чувствую - сейчас все
рассеется, останется лишь грустное ощущение потери. Вот когда проснулась
дремавшая столько лет И
