Ибрагимбеков Максуд - Немного Весеннего Праздника
Магсуд Ибрагимбеков
НЕМНОГО ВЕСЕННЕГО ПРАЗДНИКА
Это была прекрасная курица. Налитая янтарным жиром, с нежной мраморной
кожей, она выделялась на прилавке среди своих разделанных и ощипанных товарок,
как гроздь настояще-го шаны (сорт винограда - ред.), случайно попавшая в ящик
с второсортным виногра-дом. Он ее заприметил сразу, но, разумеется, ничем не
выдал своего намерения купить ее. Стоя перед прилавком, он с равно-душным и
даже брезгливым выражением лица повертел в руках и осмотрел несколько ничем не
примечательных бледных стан-дартных кур. Продавец, молодой коренастый
крестьянский па-рень, молча наблюдал за ним.
- А вот эта сколько стоит? - стараясь изо всех сил, чтобы в голосе
прозвучали скука и безразличие, спросил он и, не гля-дя, кивнул по направлению
прекрасной курицы.
Продавец взял курицу в руки и внимательно оглядел ее. Он достал из чрева
тщательно вычищенные внутренности, разло-жил на ладони сердце, выпотрошенный
желудок, печень, потом вложил все это обратно и протяжно вздохнул.
Мамедали-муаллим понял, что нарвался на гроссмейстера.
- В первый раз курицу увидел? Я спрашиваю, сколько она стоит, а ты
молчишь...
- Не обижайся, отец, - сказал продавец, - как раз когда ты подошел, я
стоял и думал, зачем я продаю эту курицу... Вместо того чтобы сделать из нее
чихиртму и съесть у себя дома со своей семьей, я ее продаю. Мне же это
невыгодно, потом са-мому придется переплатить, чтобы купить такую... Посмотри,
сколько жиру, - обойди весь базар, нигде больше такой не най-дешь.
- Ты скажешь, сколько она стоит? Продавец подумал и назвал цену.
- Только из уважения к тебе продаю так дешево, - доба-вил он.
- Ты, наверное, думаешь, что это индюк,- Мамедали-муаллим достал деньги.
Глядя в глаза продавца, в которых ров-ным светом мерцала вера в правоту своего
дела, любой здравомыслящий человек сразу бы понял, что выторговать рубль на
такси не удастся и домой придется добираться троллейбусом.
- Это изумительная курица, - сказал продавец, заворачивая ее в газету. - Я
в жизни таких кур не видел.
- Мало же ты еще повидал в жизни, - с сожалением за-метил
Мамедали-муаллим, отходя от прилавка. Разговаривать после того, как курица
была куплена, в общем, и не следовало бы, и сказал он это больше для того,
чтобы последнее слово все-таки осталось за ним.
Он подошел к рядам с сухофруктами и пряностями и купил килограмм
чернослива. Здесь можно было бы запросто выторго-вать копеек
пятнадцать-двадцать, но к прилавку одновремен-но с Мамедали-муаллимом подошла
соседка по улице, с которой он не был знаком, но раскланивался, и по этой
причине пришлось отойти, оставив продавцу пять копеек причитающейся сдачи.
Ждать при соседке, пока тот выудит из бездонных карманов пятак,
Мамедали-муаллим почел для себя неприличным.
Он подошел к дому изрядно уставшим. Переполненная ко-шелка сильно
натрудила руку, давала о себе знать и одышка, а впереди его ожидали четыре
этажа лестницы. Мамедали-муаллим никогда не позволял себе передохнуть на
улице, как какой-нибудь немощный старик, он считал, что настоящий мужчина не
должен поддаваться физическим слабостям. Он и на лестнице никогда не
останавливался. Конечно, он мог остановиться в том случае, если встретил
какого-нибудь знакомого или приятеля; это впол-не нормально, если человек,
встретив знакомого, заговорит с ним, предварительно отдышавшись, вот как
сейчас, например.
- Здравствуйте, - почтительно сказал управдом. - Здрав-ствуйте,
Мамедали-муаллим, я вот только сейчас говорил о
