75334625

Ибрагимбеков Рустам - Парк



Рустам Ибрагимбеков
ПАРК
День рабочий, а карьер почему-то молчит; не слышно противного визжания
дисков, пыль за ночь осела, воздух приятно щекочет ноздри, ступни упруго
отталкиваются от твердого грунта, взметая смерчики пыли. (Раскручиваясь, они
соединяются в белесый шлейф, тянущийся вокруг карьера.) Тело наконец-то
разогрелось, все в нем будто погрузилось в горячую вязкую жидкость, которая,
плеснувшись, достигла и головы, - наступило состояние странной легкости, почти
полета...
Воды на дне карьера прибавилось. Так, во всяком случае, отсюда, сверху,
кажется. Она темно-зеленая от старости и проросла камышом. Если бы не три
жутковатые на вид камнерезные машины, застывшие у самой кромки карьера, можно
подумать, что эта гигантская дыра с неровно изъеденными краями образовалась
сама по себе, как дупло в гнилом зубе, по крайней мере, пару сотен лет
назад...
Блеснул единственным целым окном дом и напомнил о том, что еще не все
готово к предстоящей встрече. (Только окно и отличает дом от соседних, вид у
него такой же несчастный и покинутый).
Сокращаю программу бега на три круга. Кое-что уже сделано - двор прибран,
коврик под деревом постелен, стол накрыт белой скатертью, - но надо еще
нарезать мясо и нанизать его на шампуры, чтобы потом, когда она приедет, было
меньше возни...
И рубашку погладить, И еще штанга... В общем, успеть надо многое...
Мясо в холодильнике подмерзло, пришлось выставить его на солнышко, чтобы
оттаяло. Баранья ляжка, пронзенная шампуром и подвешенная на двух качающихся
под балконом второго этажа гимнастических кольцах, напоминает геральдический
знак могучего рода, члены которого из поколения в поколение сочетали увлечение
спортом с обжорством.
Покрытое капельками пота тело начало остывать. Надо перед штангой
размяться - теперь, когда соседи съехали, можно даже кулаками помахать, некого
стесняться...
Вес на штанге наращивается постепенно, чтобы на максимальные нагрузки
выйти в нужном состоянии. (Не может же она прийти раньше одиннадцати, -
впрочем, кто их знает, теперешних девятнадцатилетних.)
Стальной гриф под тяжестью блинов прогнулся, руки мерно ходят вверх-вниз,
перестал колоть спину ворс коврика, растворились в небе пятна облаков, по телу
разлилось ощущение беспредельности собственной силы...
Уха касается дальний шум мотора, стук автомобильной дверцы, торопливые
шаги, скрип калитки. Над штангой нависает лицо Крошки. Чем-то очень
взволнованного Крошки. Иначе почему бы ему не сесть, как обычно, в сторонке и
с восхищением на лице не дожидаться, когда будут закончены упражнения со
штангой?!
- Погорели премиальные! Ты в курсе!
Ну что с ним поделаешь, с Крошкой?! Учишь его, учишь хорошим манерам, и
все без толку. Стоит ему взволноваться из-за чего-нибудь, как сейчас,
например, и все воспитание слетает с него как шелуха. Впрочем, не его это
вина. Человека надо с детства воспитывать, а чему мог научить бедного Крошку
отец, всю жизнь продающий девятикопеечные мясные пирожки за десять...
Получив в ответ пренебрежительное движение головой - для любого тактичного
человека этого достаточно, чтобы умолкнуть, по крайней мере, на несколько
часов, - он даже глазом не моргнул. Нависая над штангой, таращит от
возбуждения глаза и тарахтит без остановки:
- Ты не знаешь?.. Пришел приказ... чтобы мы завалили план наполовину...
Точно... Квартальная премия летит, годовая летит... Я погорел. Где я достану
три тысячи? Слышишь?..
Приходится все же его прервать:
- Отдохни немного, Крошка... П



Содержание раздела